Рассказ

Федюшка живёт на краю земли, у самого-самого студеного моря. На этом море льды не исчезают даже летом. Только июль на какое-то время отгоняет их от берега.

А как подкатит сентябрь — это когда Федюшкина мама пойдёт в школу учить ребятишек, похожие на разные причудливые корабли льды снова начинают напирать на берег. А дома вся тундра укрывается на долгую-долгую зиму толстым снежным одеялом. Всё становится белым, даже куропатки и лисицы, которых Федюшка не раз видел. Вот и сейчас, куда ни глянешь,— всюду белым-бело. Хорошо по такой тундре прокатиться на собаках! Папа на них каждый день ездит к морю. А завтра обещал взять с собой и Федюшку. Папа у Федюшки — наблюдатель. Он следит за ветром, за морозом, за снегом. Для этого возле самого моря поставлены будочки, к которым и ездит папа. Федюшка в них ещё ни разу не заглядывал, но завтра он обязательно заглянет.

А сегодня он пораньше лег спать, чтобы встать вместе с папой. И хотя ещё с вечера замела метель и всю ночь барабанила в оконные стёкла, сердито ухала и кашляла в трубе, Федюшка ни разу не проснулся. Он всегда спал крепко-крепко, без сновидений.

— Ну, ты и спишь, приятель! «Если бы у тебя подле уха рявкнул белый медведь, ты бы и то, наверно, не проснулся», — сказал однажды папа. Ну уж это папа, конечно, преувеличил. Белый-то медведь, пожалуй, каждого разбудит, если рявкнет...

Проснулся утром Федюшка, когда стрелки часов-будильника показывали летящий самолетик. Обычно в это время, кроме воскресенья, папа был уже у моря, а мама - в школе. Федюшка привык к самостоятельности: он неторопливо вставал, умывался, потом шёл на кухню и пил тёплое молоко с сахаром, которое всегда было приготовлено мамой. Но сегодня он быстренько соскользнул с кровати и побежал на кухню в надежде увидеть там папу. Но папы не было. Зато мама жарила на плите что-то вкусное-превкусное — уж очень аппетитный запах шёл от жаркого.

— А папа где? — спросил Федюшка.

— У моря. Где же быть папе? — удивилась мама.

— Но он обещал взять меня с собой», — сказал Федюшка и швыркнул сердито носом.

— На улице мороз за пятьдесят градусов. Сегодня

в школе и занятий нет. Куда же тебе ехать к морю? — объяснила мама.

Федюшка подумал, покосился взглядом на заледеневшие окна, на плиту, от которой приятно несло теплом, и обиженно сказал:

— А мне не страшно, хоть бы мороз был и тысячу градусов.

Сказал он так с досады на папу. На самом же деле Федюшка совсем ничего не знал ни о каких градусах. Он лишь знал, что тысяча — это что-то большое и значительное, потому что папа в разговоре часто употреблял это слово. Например, папа говорил: «Тысяча тебе благодарностей, Наденька!» — это когда мама делала ему что-нибудь приятное. Или: «Тысячу бы лет я желал ему прожить на свете!» — это о каком-нибудь хорошем человеке. Ещё Федюшка знал: если его нос и щеки щиплет — значит, мороз, если нет — тепло.

— Если ты считаешь, что папа неправ, сейчас же одевайся и иди на улицу. А я посмотрю, долго ли ты там пропляшешь, — рассердилась мама.

Она тут же сняла с вешалки Федюшкину малицу, достала с печки валенки, и всё это положила на стул. Мама раньше никогда этого не делала. Обычно с одеждой и обувью Федюшка управлялся сам. А тут... Федюшку это несколько озадачило, но он все же оделся и вышел на улицу. И сразу мороз начал хватать его за нос, лоб, щеки. Федюшка закрыл лицо руками, но опять беда — воздух оказался таким густым и жгучим, что дышать им не было никакой возможности. Так что уже через минуту Федюшка был на кухне, около горячей плиты.

— Ну что? — улыбнулась мама.

— А как дышит папа? — вместо ответа спросил Федюшка с тревогой в голосе.

— Папа привык. Хотя ему и трудно, но он привык, — сказала мама.

Федюшка удивился, как можно привыкнуть дышать таким густым, как молоко, и жгучим, как огонь, воздухом. Это всё равно что вместо хлеба есть дерево или грызть камни... Но не успел он и рта раскрыть, чтобы расспросить обо всём маму, как под окном раздался собачий лай, а вскоре весь в клубах молочно-белого пара в комнату вошёл папа. Он, как Дед Мороз, с ног до головы был белым. Только без бороды. Мама сразу подбежала к нему и помогла стащить малицу.

— Тысяча тебе благодарностей, Наденька! — сказал папа и добавил: — Вот морозец!

Затем папа принялся ощупывать пальцами нос и щеки, на которых виднелось по темно-бурому пятнышку.

— Обморозился? — испугалась мама.

— Чуток прихватило, — признался папа и, как бы оправдываясь, добавил: — Тёр рукавицей и снегом тёр — не помогло... Ну ничего, пощеголяю с недельку с этими украшениями, — засмеялся он.

Федюшке показалось странным: почему это папа на морозе тёр лицо снегом. Он хотел спросить его об этом, но папа вдруг полез рукой за рубаху и вытащил двух пуночек.

— Нет, не отошли! — покачал он сокрушенно головой и положил пуночек на стол.

Пуночки, у которых были рябенькие спинки, беленькие брюшка и черненькие головки с белой лысинкой на темечке, лежали неподвижно.

— Они совсем-совсем мёртвенькие? А кто их убил? — спросил Федюшка, едва сдерживая подступающие слезы.

— Совсем мёртвые, сынок. А убила их зима лютая...

— Где же ты подобрал их? — спросила мама.

— На околице. Вылетели они с чердака Ардеевых. Кошка, видно, их спугнула, — папа чуть помолчал. — Вылетели да так и упали на снег с распластанными крылышками... Хотел отогреть, да вот...

— И никто по ним из ружья не стрельнул? — опять спросил Федюшка.

— Зима по ним морозом бабахнула, — сказал папа.

Ох и разозлился же после этого на зиму-злюку Федюшка. Он весь день не играл со своим любимым заводным медвежонком, даже не рисовал, а всё сидел у окна и думал. Даже мама встревожилась:

— Ты не заболел?

— Совсем нет.

— Почему же тогда весь день сидишь и ничем не занимаешься? — не унималась мама.

— У меня сегодня сиделкин день, — сказал Федюшка первое, что подвернулось.

— А-а, — понимающе улыбнулась мама и с расспросами больше не приставала. А когда садились ужинать, Федюшка спросил у папы:

— Почему же зима стоит, стоит, а потом куда-то уходит?

Папа немного подумал

— Потому, что приходит весна и зиму гонит, — сказал он.

— А куда весна зиму гонит? — прищурился Федюшка.

— В море. В Ледовитый океан. Загонит весна зиму в океан и не выпускает её на землю до самой осени.

Это Федюшку очень заинтересовало.

— А зима в океане плавает или ныряет? — спросил он.

— И плавает, наверное, и ныряет, — чуть улыбнулся папа.

— А, может, и на льдине сидит, — добавила мама.

Про такое услышал Федюшка первый раз в жизни.

«Интересно, — подумал он, когда лег спать, — как это зима проводит в океане целое лето одна-одинёшенька?... Мёрзнет, наверное, там... Лезет на берег погреться, а весна ходит возле самого моря и не пускает её на землю... Так ей, злюке-зиме, и надо! Уж больно она любит хвататься за нос своими ледяными пальцами... Вон и папу поморозила... И пуночек сделала совсем-совсем мёртвенькими...»

Немало дней прошло с того времени, а Федюшка не забыл этот разговор о зиме, и, когда наконец ослабли морозы и запахло весной, он отправился к колхозному лодочнику деду Андрею.

— Зачем пожаловал, молодой-хороший? Иль деду помогать надумал? — ласково спросил старый мастер, удивившись такому гостю.

— Я, дедушка, поговорить хочу... Только тихонько, чтобы зима не услышала, — чуть помедлив, сказал Федюшка.

— Вот как! Ну что ж, можно и поговорить. И так, чтоб зима ни-ни-ни! — отозвался дед Андрей.

Он стряхнул с брезентового передника стружку, сел и приложил ладонь лодочкой к уху.

— Слушаю.

Федюшка перевел дух, припал к уху деда.

— Ты, дедушка, можешь сделать большой-большой корабль? Ну, такой, чтобы на него можно было посадить зиму?

— Как это? — не понял дед.

— Когда придёт весна и сгонит зиму в океан, надо увезти её далеко-далеко, чтобы она больше никогда не возвращалась.

— Ага, понятно, — крякнул дед и спросил: — Чего же ты так рассерчал на зиму?

Федюшка рассказал про пуночек, про папу, про то, как из-за морозов ребята не учились, как он сам сидел долго-долго дома.

— Да-а, — протянул дед, насупив седые щетинистые брови. — Но к этой-то весне я, пожалуй, с кораблем не управлюсь. Да и грамотёнка у меня для такого дела тощая... А вот когда подрастёшь ты, да все школы пройдёшь, тогда мы с тобой обязательно придумаем...Такое придумаем, что всем людям на земле будет тепло. — Дед протянул Федюшке руку. — Идёт? Федюшка вложил в большую дедову руку свою и торжественно произнёс:

— Тысячу тебе годов, дедушка, желаю прожить и корабль построить.

— Для такого дела можно прожить и тысячу, — серьёзно сказал дед.

И они вместе вышли из мастерской на улицу, которую ласкало золотистое апрельское солнце.